– Вот ты говоришь: разъедает душу. А нельзя ли как-то поточнее описать этот механизм разрушения?
– Ну, люди выступили на корпоративе раз-другой. Ценник на выступление в спектакле в театре – он в десять или даже в двадцать раз меньше, чем за выступление у кого-то на дне рождения или на свадьбе. Меньше начинает играть на сцене и чаще играть на заказ. К нему быстро привыкают в этом качестве. И он вдруг замечает, что его уже не очень слушают на свадьбах и днях рождения. Он начинает допускать к себе панибратское отношение. Он понимает, что, если человек купил артиста на вечер, он считает себя вправе подойти и похлопать выступающего по плечу, посадить рядом за стол, заставить того какойто тост сказать. И постепенно размываются все ограничения, стирается дистанция. Человек начинает ненавидеть то, что он делает. И тех людей, которые ему платят. Вот таков механизм разрушения! Нарастает на лице корка, и на душе – корка. На нервах – корка. Такие люди уже ничего не испытывают.
– Скажи, пожалуйста, ты это знаешь, наблюдая со стороны? Или ты был, бывал внутри ситуации? У тебя был такой опыт?
– В этом сложно разобраться, пока ты сам не попробуешь… То есть ты пробовал. – Да. Сначала я не видел в этом ничего дурного. Тем более что люди платят такие деньги! Помню, выступаю, а меня из зала кто-то перебивает: «Алё, говори погромче!» Я возразил, мне в ответ тоже возразили. Я вдруг понял, что это за ситуация такая. И я просто ушёл со сцены. И вернул деньги. А потом я пил водку, стакан за стаканом, и она меня не брала. Мне хотелось пойти в душ, снять кожу и помыть её. И с тех пор – больше никогда! Я увидел, насколько это унизительно… Насколько это путь в никуда. Бывало, мне говорят: «Слушай, мы такие друзья, приезжай в Кемерово, твой родной же город. Ты же знаешь нас с детства. У нас такая компания. Ну, просто скажешь пару тостов. Хорошо заплатим». Но я отвечаю: «Нет!» Согласишься раз-другой, а потом у тебя не будет причины отказаться в следующий раз. И уже лет восемь до меня такие серьёзные предложения не доходят. Потому что это невозможно.
– Значит, последнее твоё выступление на корпоративе состоялось очень давно.
– Да, это где-то 2003-й или 2004-й. В начале пика моей популярности, моды на меня. Это была какая-то фирма в Москве. Потом с монологами у кого-то на даче выступал. Просто стыдно вспоминать. За полтора часа какой-то болтовни и потом ещё выпивания очень хорошего вина с какими-то в общем симпатичными людьми я получал больше, чем за длительный тяжёлый тур, например, по всему Поволжью. И возникает соблазн: «А на фига я буду так вот мотаться на каких-то ночных поездах и выходить на сцену для семисот человек в каждом городе? Когда можно вот так один раз для пятидесяти человек выступить? Но я понял, что это – разрушение. Потому что настоящее искусство – оно только в том месте, которое специально для него отведено и предназначено: в театре.
– Значит, поначалу тебе удавалось себя уговорить.
– Нет, это были просто выступления от незнания, я говорил себе: ничего страшного! А потом я понял: нет-нет-нет…
– Удалось выскочить из этого?
– Не выскочить, а сразу выйти. Поезд ещё не тронулся в этом направлении.
– Но без такого эксперимента и знания – умозрительно – ты бы никогда не понял, что это такое. Вот я бывал на днях рождения солидных людей, с артистами. Как-то, помню, банкет вёл Иван Ургант.
– И я бывал на таких днях рождения, где выступал Ургант. Но для него-то это нормально! Кто Ваня Ургант? Телеведущий. Ну вот он и ведёт. А если бы он писал книги, если бы он играл в театре, если бы он был кинорежиссёром (какимто значительным или хотя бы с претензией на значительность) – тогда бы другое дело. Ваня – человек, очень органично существующий в этом. Он, на мой взгляд, ведущий без претензий на что-то большее, и он остроумный.
– Лепса я как-то встретил на дне рождения. Пел, старался, выкладывался – пот ручьём, рубашка мокрая. Но, с другой стороны, он с этого и начинал – пел в кабаках.
– Какие претензии к Лепсу? Он что? Поэт? Писатель? Поёт человек. Какая разница, где ему петь? А вот если ты Юрий Шевчук, то тебе нельзя петь на корпоративах. Чего он, собственно, и не делает.
– Ксения Собчак, известная своими корпоративами, тоже телеведущая.
– Нет, у неё другой контекст. Она баллотировалась в президенты. Делала серьёзные политические заявления. Она уже, считаю, вышла из состояния гламурного фрика, как и политического фрика. Она стала в общем-то вполне осмысленной фигурой. Если она ведёт корпоративы, то девальвирует свои собственные высказывания, ставит под сомнение свою серьёзность. Но, с другой стороны, Ксению Собчак в этом смысле я не осуждаю. А может быть, она политические корпоративы ведёт – откуда я знаю?.. Да, любой корпоратив, даже если за миллионный гонорар, даже если это Кристина Агилера, – это всё равно унизительно. Всегда! Поэтому я этого никогда больше не сделаю. Меня купить больше невозможно. Не дай бог отсутствие куска хлеба заставит меня сделать такое…
– А какой тогда заработок не унизителен?
– Не унизительно – это стадионный концерт, где трибуны ломятся, где каждый человек из тысяч собравшихся сам хотел прийти тебя послушать, сам купил билет и пришёл. Стоял в очередях, чтобы только послушать музыку или танцевать вместе с другими людьми, которые тоже купили билет… Или это маленький провинциальный театр, в который тоже зрители пришли к артисту по собственной воле… А когда артист приходит к заказчику за деньги – это всегда унижение. Как бы это ни оправдывалось. Всё остальное – унижение.
– А вот я ещё вспомнил, как ранние Beatles ездили в Германию с гастролями и там пели в кабаках.
– Выступать в кафе, в пивных, в клубах – это совершенно не то же самое, что корпоратив. Это клубное выступление. Люди играют в клубе – это нормально. А корпоратив – это когда частное лицо тебя заказывает для своего мероприятия.
– Как же заработать бедному деятелю искусств? Да ещё и без унижений?
– Тут надо разбирать каждого отдельного деятеля искусств. Мы сейчас говорим не о Григории Лепсе, а о художнике или писателе. Надо по возможности зарабатывать профессией. Я не считаю, что актёр, который работает в театре, например в МХТ имени Чехова или Вахтанговском, и при этом играет в каком-то плохоньком сериале, – что он зарабатывает неправильно. Он зарабатывает актёрским трудом! Или если художник, живописец настоящий, заработал тем, что по заказу сделал два десятка интерьерных работ для какой-то гостиницы… Я не считаю, что это плохо.
– Тут я сразу подумал про Микеланджело, который нанимался к папе расписывать ему стены.
– …Конечно, если художнику приходится в доме какого-то богатого человека, который приехал с Кавказских гор, рисовать что-то такое, что совершенно противоречит его пониманию смысла и вкуса… Вот это, конечно, недопустимо. Это как раз то, что разрушает душу. Писатель, если он пишет что-то для телевидения, сценарий сериала, или ему приходится заниматься какими-то журналистскими делами, – он зарабатывает профессией. Ему приходится на это идти, потому что книгами сейчас зарабатывают очень немногие. Можно делать всё то, что не требует от художника переступить через себя. Если жизнь требует от тебя переступить через себя – не переступай!
– Иными словами, Микеланджело мы предъяву не кидаем.
– Да, наверное.
– Скажи, вот ты в разных городах и странах пытался обустроить свою жизнь. И остановился на Калининграде. Почему там, а не в Москве, в Питере?
– …Вот мне очень нравится Севастополь. Прям так нравится! Но я понимал отчётливо в 96-м году, когда решался этот вопрос, что в украинский Севастополь я жить не поеду. И я не поеду жить в Тбилиси, хотя мне там очень нравится. Вообще в другую страну я не поеду жить никогда. Я поехал в Калининград не потому, что там жил Иммануил Кант. Кстати, мало кто знает, что там помимо Канта родился ещё и Гофман. Кого там только не было из немецких музыкантов, композиторов, философов, литераторов и политиков! Я поехал туда потому, что там есть море, там не холодно и это не так далеко от Москвы. В Москве я жить не хотел и не хочу. А в Сибири на таком далёком расстоянии от центра культурной жизни, в местности, где полгода зима, – мне надоело.
– А чем Питер тебя не устроил? Или Новороссийск?..
– Новороссийск – это не областной центр. Там нет того, что нужно мне как жителю областного центра, – нет среды. Это, скорее, рабочий портовый город. Питер для меня слишком большой, это мегаполис, и к тому же там отвратительный климат. У нас такая страна огромная, но в ней совсем немного тёплой территории. Это Поволжье и Юг, Краснодар. Южные люди для меня, сибиряка, слишком шумные, слишком разговорчивые. А Калининград прекрасен – там никогда не бывает холодно, никогда не бывает жарко.
– Ты, переехав в Калининград, купил квартиру…
– У меня сейчас дом. В красивой исторической части города. Там это не удивительное дело. Есть сад. Типичный прусский дом, в котором раньше жил немецкий военврач, принимал больных, довольно старый – 1934 года постройки. Его интересно было восстанавливать…
