Содержание
Вечерний воздух был густым и влажным, пахло нагретой за день хвоей и речной глиной. Где-то за лесом садилось солнце, окрашивая небо в грязно-розовый цвет, а комары звенели назойливым, непрерывным хором. Я стоял на краю старого глинистого обрыва над рекой – том самом месте, где два года назад оборвалась жизнь моей сестры Лены. Официальная версия гласила – несчастный случай, но пустота, которую она оставила, кричала о чём-то другом. Её комната в родительском доме так и стояла нетронутой, мать запрещала убирать даже пыль, будто та была последним, что осталось от тепла.
Накануне, разбирая старые коробки на антресолях, я наткнулся на её школьный альбом для фотографий. Он пах затхлостью и сладковатым клеем. Листая страницы с улыбающимися одноклассниками, я нашёл за подкладкой задней обложки крошечный, пожелтевший от времени конверт. В нём лежала одна-единственная вещь – ключ. Обычный, стальной, с стёртым почти до нуля номером на головке и странным, едва заметным знаком, похожим на стилизованную ласточку. Он не подходил ни к одной двери в нашем доме. Этот ключ стал последней занозой в сердце. Что он открывал? И почему Лена его так тщательно прятала? Я понял, что не могу больше жить с этой официальной ложью о случайном падении. Я должен был пойти в её прошлое, чтобы найти мои собственные ответы.
Тени былого
Первым делом я поехал к Кате, лучшей подруге Лены со времён института. Они были не разлей вода, пока вдруг не перестали общаться за год до трагедии. Катя жила теперь в типовой многоэтажке на другом конце города. Её квартира пахла кофе и дорогими духами, но в глазах была та же усталость, что и у меня.
Разговор за холодным кофе
– Ключ? – Катя покрутила его в пальцах, потом резко отдала обратно, будто обожглась. – Не знаю. Честно. Мы с Ленкой в последнее время… отдалились. У неё появились новые интересы, новые люди. Она стала скрытной. – Катя отвела взгляд к окну. – Говорила что-то про старую дачу, про то, что нашла там что-то важное. Но это было смутно. И ещё… Она боялась кого-то. Говорила, что «он» следит.
Старый дом и новые вопросы
«Он» – это первое, что пришло на ум. Бывший парень? Коллега? Сосед? У Лены был непростой роман с женатым мужчиной, Артёмом. Я разыскал его адрес. Он жил в центре, в старом, добротном доме с лепниной. Я два часа просидел в машине напротив, наблюдая за окнами. Ничего. Потом он вышел – деловой, подтянутый, с дорогим портфелем. Совсем не похож на маньяка. Я вышел ему навстречу, спросил о Лене. Его лицо исказилось искренней, как мне показалось, болью. – Я её очень любил. Её смерть – огромная потеря. Я ничего не знаю о ключах. И следить за ней? Это абсурд. Мы расстались мирно. Он говорил так убедительно, что я почти поверил. Почти.
Записка под дворником
Истина у реки
Дача стояла в глухом углу садоводства, обшитая тёмным сайдингом. Новые владельцы, видимо, так и не приступили к ремонту. Я подошёл к калитке. На ржавом металле едва угадывался тот самый символ. Рука дрогнула, когда я вставил ключ в скважину старого навесного замка. Щёлк. Он подошёл. Сердце заколотилось где-то в горле. Я вошёл на участок. Кто-то недавно косил траву, пахло свежими зелёными побегами. И снова это чувство – за мной наблюдают. Я обернулся. Никого. Тишина была звенящей, почти злой.
Обряд на краю
Следы вели к обрыву над рекой – к тому самому. Я притаился за разросшимся кустом сирени. На краю стоял мужчина. Не Артём. Кто-то другой, коренастый, в простой рабочей одежде. Он что-то hurriedly закапывал в землю у подножия старой берёзы. Потом вытащил из кармана толстую восковую свечу, воткнул её в землю и зажёг. Его губы беззвучно шевелились. Он что-то бормотал, обращаясь к реке. А потом… Пламя свечи вдруг дёрнулось, стало неестественно высоким и вспыхнуло ярким, ядовито-зелёным светом. В этом зелёном огне на мгновение, будто на фотоплёнке, проявилось лицо. Не Лены. Совсем молодое, незнакомое лицо парня с испуганными широко распахнутыми глазами. Лицо человека, которого я никогда не видел и который, я чувствовал это кожей, ещё даже не родился. Колени подкосились от ужаса.
Признание в сумерках
Я не помню, как выскочил из укрытия. Мы свалились на землю, грубо, по-звериному. Он оказался сильнее, придавил меня, его дыхание хлестало по лицу. – Что ты сделал с Леной?! – хрипел я. – Она всё узнала! – выкрикнул он, и его вдруг отпустило. – Увидела… это. Обряд. Говорила, что пойдёт в полицию, будет кричать о ритуале… Я не хотел! Она поскользнулась… я только попытался её остановить… Он говорил, рыдая, что свеча – семейный способ узнать судьбу ещё не зачатого первенца. Но в его роду за это всегда приходилось платить чужой жизнью. Лена стала этой ценой. А сейчас он пытался «вернуть долг», замолить грех, чтобы его будущий сын не оказался проклят. В этом зелёном пламени должен был явиться он. Явился другой. Значит, ничего не вышло.
Прах на ветру
Приехала полиция, всё зафиксировали, откопали дневники Лены и его «ритуальный» нож. Всё совпало. Суд был скорым. После всего мы с родителями поехали на тот обрыв в последний раз. Мы молча стояли, а мать разжала пальцы, и ветер подхватил горсть её праха, унося к воде, в подернутое вечерней дымкой небо. Теперь она была свободна от тайн и чужой безумной вины.
Иногда доброта и желание помочь – это не приглашение к спасению, а ключ, который открывает дверь в чужой тёмный подвал. И не всякую дверь стоит открывать.
