Газель цвета пыльного заката растворилась в мареве, оставив после себя лишь струйку горячего воздуха над асфальтом. Я стоял у почтового отделения, сжимая в руке квитанцию. В графе «получатель» было написано «я». Не мое имя, не «до востребования» – просто это короткое, вселяющее беспокойство местоимение. Конверт был тяжелым и мягким на ощупь, будто набит ватой или пеплом. От него исходил сладковатый, приторный запах, от которого слезились глаза.
Дома я долго не решался его вскрыть. Конверт лежал на кухонном столе, как неразорвавшаяся бомба. Я включил телевизор для фона, но белый шум лишь усиливал тревогу. Наконец, я провел пальцем под клапаном. Внутри не было письма. Там лежала стопка старых, пожелтевших фотографий. На всех был я. Но не такой, как сейчас. На снимках я был лет на десять моложе, в той самой клетчатой рубашке, которую потерял во время давнего пикника у реки. Я был один, и на каждом кадре я смотрел прямо в объектив с неестественной, застывшей улыбкой, будто меня заставили.
Развитие со ставками
На следующий день я позвонил на почту. Мне сказали, что никаких данных об отправителе нет, отправка была анонимной, наличными. Я разложил фотографии на полу, пытаясь понять, где и когда они были сделаны. И тут я заметил кое-что: на одном из снимков, где я сижу на скамейке в нашем старом парке, на заднем плане, в окне дома напротив, виден силуэт. Кто-то стоял и наблюдал. Снимал меня, не привлекая внимания. По спине пробежали мурашки. Я жил с ощущением, что за мной следят, но это было иррациональным страхом, а теперь у меня были доказательства. Я почувствовал, как почва уходит из-под ног, будто моя собственная жизнь мне не принадлежит, а является чьим-то проектом, чьим-то коллекционным альбомом.
Вечером я поехал в тот самый парк. Скамейка на месте. Дом на месте. Я подошел к подъезду, и у меня дрожали руки. Мне ответила пожилая женщина. Я показал ей фотографию, спросил, не живет ли здесь фотограф. Она покачала головой и сказала, что в той квартире уже лет пять никто не живет, хозяин умер. Я поблагодарил и отошел, чувствуя себя полным идиотом. Но когда я обернулся, чтобы сесть в машину, я увидел: в том самом окне, с которого был сделан снимок, мелькнул свет. Словно кто-то зажег и сразу выключил спичку. Сердце упало. Это было невозможно. Это значило, что наблюдатель не просто существовал в прошлом – он был здесь и сейчас. Он все еще следил за мной, играя со мной в какие-то жуткие прятки, перемещаясь во времени, которого для него, казалось, не существовало.
Финал-твист
Я вломился в ту квартиру. Дверь была не заперта. Внутри пахло пылью и затхлостью, как в склепе. В пустой гостиной, на подоконнике, стоял старый фотоаппарат на штативе, направленный в мое окно, в мою жизнь. Рядом лежала пачка таких же фотографий. Руки тряслись. Я лихорадочно стал их перебирать. И нашел один снимок, сделанный не в парке. Я стоял у почтового отделения вчера и смотрел вслед уезжающей «Газели». Тот самый момент. Фотограф был здесь, в этой комнате, вчера. Или… я поднес снимок ближе. На стекле окна, в отражении, я увидел его. Человека с фотоаппаратом. Это был я. На десять лет старше, с сединой на висках и глубокими морщинами у глаз, смотрящий на себя же молодого с бесконечной усталостью и тоской. Я отправлял посылки самому себе из будущего, которое стало невыносимым одиночеством. Не чтобы предупредить. А чтобы хоть как-то напомнить тому, прежнему себе, что когда-то у него было прошлое. Получателем был я. И отправителем – тоже я.
