Содержание
Геккониха щёлкнула пальчиками-подушечками – в хораре ответ совпал с номером квартиры над моей. Я сидел на кухне, уставившись на экран ноутбука, где эта странная женщина с позывным разбирала мой запрос. Я спросил, куда подевался мой пакет с документами, а она, не моргнув глазом, выдала цифры: 37. Ровно столько же, сколько было на синем почтовом ящике моей соседки сверху, Анфисы Петровны. Простое совпадение отдавило мне грудь холодным каблуком. Я всегда смеялся над этими гадалками, но сейчас смешить перестало.
Пакет был важен – старые фотографии и письма отца, которые больше нигде не сохранились. Я обыскал всю квартиру вдоль и поперёк, вывернул каждый ящик, проверил под диваном и даже в духовке. Ничего. Последней безумной мыслью был этот стрим. И вот результат – число 37, висящее в эфире, будто приговор. Я выключил ноутбук, и в наступившей тишине скрипнуло где-то над головой. Чёткий, одинокий звук, будто по полу провели ножкой стула.
Развитие со ставками
На следующее утро я встретил Анфису Петровну в лифте. Она несла из магазина сетку с яблоками и молоком, пахнущее ванилью и старостью. «Заходи в гости, милок, пирог с вишней испекла», – сказала она, и её глаза были мутными и добрыми. Я промямлил что-то невнятное, сжав в кармане ключи. Мысли о вчерашнем звонке ножки по полу и цифре 37 сводили меня с ума. В её сетке, среди продуктов, я заметил пачку серой упаковочной бумаги, точно такой же, в которую я заворачивал свой пропавший пакет. Клочок скотча с неё болтался, будто его только что оторвали.
Вечером я под предлогом соли поднялся к ней. В квартире пахло тем самым пирогом, пылью и лекарствами. На комоде в прихожей, под кружевной салфеткой, лежала стопка старой почты, а сверху – конверт с знакомым логотипом курьерской службы. Тот самый, что должен был быть у меня. Сердце заколотилось. Анфиса Петровна что-то бормотала про ревматизм, а я видел, как её дрожащие руки несли мне тарелку с пирогом. Эти руки могли случайно подписать чужую квитанцию, могли принять мой пакет за свой. Но зачем им мои старые фото?
Мини-клиффхэнгер 1
Возвращаясь к себе, я услышал за дверью её квартиры не просто скрип, а отчётливые, медленные шаги – тяжёлые, мужские, совершенно не похожие на шаркающую походку старушки. Я замер на лестничной площадке, вжавшись в стену, и шаги стихли, будто их никогда и не было.
Мини-клиффхэнгер 2
Ночью меня разбудил звук – не сверху, а с балкона. Как будто несколько раз цокнул камень по бетону. Я выглянул: на моём балконе лежал мелкий осколок кирпича, а на перилах этажом выше мелькнула тень и резко дёрнулась назад.
Финал-твист
Больше я не выдержал. Наутро, дождавшись, когда Анфиса Петровна ушла в поликлинику, я старым ключом от запасного выхода, о котором все давно забыли, вошёл в её квартиру. В гостиной, на том самом месте, откуда доносились шаги, в кресле-качалке сидел… я. Точная моя копия, только лет на двадцать старше, в потёртом домашнем халате. Он смотрел на меня не мигая, а потом его лицо исказила знакомая судорога – та самая, что бывает у меня от стресса. «Успокойся, – сипло сказал он. – Это не её вина. Она путает. Она взяла пакет, думая, что это для меня. Для её сына». Он медленно поднял руку и показал на полку, где среди лекарств стояла урна с прахом. «Я вернулся домой три дня назад. В этой коробке. А эти… – он кивнул на лежавший рядом распакованный конверт с фотографиями, – это всё, что у меня осталось от прошлого. От нашего прошлого». Я смотрел на его морщины, на седину на висках и понимал, что это не розыгрыш. Геккониха щёлкнула пальчиками-подушечками и показала мне не место, а ответ. Номер квартиры, где жил я сам, но из другого времени, заглянувший в настоящее, чтобы забрать свои воспоминания, которые ему больше были нужны, чем мне.
