Пыль на витрине старого магазина «Восток» лежала толстым, бархатным слоем, сквозь который едва угадывались очертания забытых вещей. Я остановился, чтобы завязать шнурок, и в этот миг из-за угла, с рекламного щита зоопарка, на меня смотрела красная панда. Её пушистый хвост на плакате вдруг качнулся от порыва ветра, которого не было. Я моргнул, и взгляд скользнул по фасаду. Сердце ёкнуло – я стоял у дверей, которых по логике вещей здесь быть не могло. Магазин сгорел дотла ещё прошлой осенью, от него остался лишь почерневший остов, но сейчас передо мной была целая дверь с потускневшей медной ручкой.
Я оглянулся на плакат – панда замерла в своей обычной, безмятежной позе. Сомнения грызли меня, но любопытство оказалось сильнее. Рука сама потянулась к холодной металлической ручке. Скрип петлей прозвучал неестественно громко в тихом переулке. Внутри пахло не гарью и тленом, а старым деревом, воском и чем-то сладковатым, знакомым с детства – точь-в-точь как тогда, до пожара. Пол под ногами был цел, а на полках, в густых тенях, стояли знакомые коробки с пазлами и фарфоровые слоники. Я шагнул внутрь, и дверь с тихим стуком захлопнулась за моей спиной, отрезав путь к отступлению. В полумраке я услышал негромкие, размеренные шаги – кто-то явно двигался по другому концу зала, за стеллажами, и от этого мурашки побежали по коже.
Я замер, прислушиваясь. Шаги стихли, сменившись тихим, монотонным скрежетом, будто кто-то точил нож о старый точильный камень. Этот звук, леденящий и чёткий, заставил меня вспомнить то утро, когда я читал в газете о пожаре. Тогда же мельком промелькнула заметка о хозяине, старом гравёре, который так и не нашёлся после происшествия. В воздухе повис запах гари, которого секунду назад не было, смешавшись со сладким ароматом воска. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок, и понял, что за мной наблюдают. Я медленно обернулся, ожидая увидеть кого-то или что-то в проходе, но там была лишь густая, почти осязаемая темнота, наступающая от углов. А скрежет тем временем становился всё ближе и отчётливее, и теперь к нему добавилось тяжёлое, прерывистое дыхание, которого я раньше не слышал.
Внезапно скрежет оборвался. В тишине, нарушаемой лишь треском собственного сердца, я различил тихий, влажный звук – будто тяжёлые капли падали на деревянный пол. Я посмотрел под ноги и увидел тёмные, почти чёрные пятна, одно за другим появляющиеся на сером полу из ниоткуда, образуя дорожку, ведущую ко мне. Я отпрянул к двери, судорожно нащупывая ручку, но её не оказалось на месте – на её месте была лишь гладкая, холодная деревянная панель. Стены начали медленно, почти незаметно сужаться, а с потолка посыпалась мелкая сухая штукатурка, пахнущая пеплом. Я понял, что не просто зашёл в призрачное место – я попал в самую гущу его последнего, застывшего мгновения, и это мгновение было настроено вовсе не гостеприимно.
И тут я её увидел. В конце прохода, у прилавка, стояла та самая красная панда, но не живая, а старая, потрёпанная механическая игрушка, какими раньше украшали витрины. Её стеклянные глаза тускло блестели в темноте, а пружинный механизм внутри с шипением отрабатывал последние секунды заведённого механизма. Она медленно, с рывком, махнула своим рыжим хвостом. И в этот миг всё вокруг дрогнуло и поплыло. Я вдруг понял, откуда шёл скрежет – это был звук работающего старого вентилятора на чердаке, который, должно быть, запустился от сквозняка, когда я открыл дверь. А тяжёлое дыхание было ничем иным, как сипом моих собственных лёгких, сдавленных паникой. Пятна на полу были не кровью, а следами от дождевой воды, капавшей с моего промокшего зонта, который я забыл на пороге, входя сюда много лет назад, ребёнком, в свой последний визит. Машина времени оказалась сломана, а ключом к ней стала не мистика, а простая, забытая вещь, ожившая по воле случая. Панда замерла в последней позе, и магазин «Восток» с тихим вздохом окончательно рассыпался в пыль.
