Этот скрипучий шкаф на даче я ненавидел с детства. Он был похож на гроб, пах пылью и молью, и бабушка прятала в него самое невкусное варенье из сосновых шишек. После её смерти я приехал разбирать хлам, и всё здесь било по нервам: завывание ветра в печной трубе, скрип половиц и этот шкаф, который будто дышал за моей спиной. Я уже хотел сжечь всё к чертям, как вдруг из кухни донёсся странный, упругий щелчок – точь-в-точь как лопнувшая резинка для белья, только громче и твёрже.
На кухонном столе, заваленном банками, сидела она. Огромная, иссиня-чёрная, с ещё дёргающимися усами. Лобстер. Рядом валялся молоток для отбивных, которым я вскрывал консервы. Я его туда точно не клал. Панцирь на её спине медленно приподнялся и с сухим, механическим щелчком захлопнулся. И тут мои старые швейцарские часы на руке вдруг взбесились: стрелки завертелись, циферблат погас, а потом высветились ровным квадратом, внутри которого пульсировал тусклый желтый свет – точная копия Сатурна с его кольцами. Квадрат погас, и часы показали обычное время. Я почувствовал, как по спине побежали мурашки. Это было не случайностью. Это было сообщением.
Развитие со ставками
Я отшвырнул молоток, и он со звоном ударился о раковину. Лобстерша замерла, будто наблюдала. Воздух в комнате сгустился, стал тяжёлым, как сироп. Я вспомнил, как бабушка ворчала, разбирая свою странную почту – конверты без марок, с геометрическими фигурами вместо обратного адреса. Она говорила, что это «из старого общества», и прятала их от деда. Один такой конверт, жёлтый и потрёпанный, я нашёл утром в хлебнице – он был пуст. Я тогда подумал, что мыши сгрызли содержимое. А теперь эта тварь на столе… и мои часы. Я медленно, как во сне, повернулся к шкафу. Скрипнула половица, и в тишине это прозвучало как выстрел.
Сердце колотилось где-то в горле. Я потянул за липкую ручку шкафа, и дверца с жалобным скрипом отворилась. Внутри висело несколько бабушкиных платьев, пахло нафталином и временем. И ещё чем-то металлическим, едким. Я раздвинул одежду, и из-за полушубка на пол упал маленький, не больше спичечного коробка, предмет. Он был холодным и гладким, похожим на камень, но отдавал в пальцах лёгкой вибрацией, словно живой. Я поднял его и замер, боясь пошевелиться. Что, если это ловушка? Что, если это лишь первая проверка, а за ней последует что-то похуже? Я не знал правил этой игры, но чувствовал – ошибиться нельзя. Цена будет высокой.
Финал-твист
Второй конверт, плотный и жёлтый, я нашёл не в шкафу, а за ним. Он был приклеен старым карамельным сиропом к задней стенке, и отодрать его получилось только с куском древесины. Внутри лежала не бумага, а тонкая, гибкая пластина с вытравленными схемами и формулами. И фотография. Бабушка, молодая, в строгом костюме, стояла рядом с человеком, лицо которого было знакомо по учебникам физики. Они держали в руках тот самый камешек. А на обороте снимка её рукой было написано: «Протокол „Сатурн“. Компенсатор временной волны. Не дай им всё». Лобстерша на столе окончательно затихла, превратившись в простое панцирное чучело. Это был курьер. Механический, запущенный decades ago, чтобы доставить ключ – мои часы – и активировать маяк. Они не писали писем. Они отправляли сигналы через время. А я, её внук, оказался тем самым «квадратом», финальным звеном в уравнении, которое она решила за полвека до моего рождения. И теперь я знал слишком много. Стекло на кухне задрожало от глухого рокота двигателя на улице. Они уже здесь. И у меня в кармане лежала единственная вещь, которая могла их остановить. Или привлечь.
