Я ехал по старому шоссе, которое помнил с детства, когда перед фарами возникла она – огромная, серая, застывшая в свете. Лосиха. Не испуг, а какое-то древнее, щемящее узнавание сковало меня. В голове само собой всплыло: «Секстиль к Луне». Астрологическую чепуху я всегда презирал, но эта фраза пришла навязчиво и чётко, будто её кто-то продиктовал. Я выключил двигатель, и в наступившей тишине стало слышно лишь моё дыхание и шёпот сосен.
Она не убегала. Её огромные, почти чёрные глаза смотрели не на меня, а сквозь меня, куда-то в точку за спиной, в тёмный просвет между деревьями, откуда вела старая, забытая всеми тропинка. Ту самую, по которой я бегал к речке тридцать лет назад. По которой не ступала нога человека, наверное, лет двадцать. Лосиха сделала шаг в её сторону, потом ещё один, и её мощный круп скрылся в темноте. Это было приглашение. Или ловушка.
Тропа воспоминаний
Я вышел из машины. Воздух пах хвоей и влажной землёй, точь-в-точь как тогда. Словно время сжалось в точку. Я шагнул на тропу, и ветки захлопнулись за мной. Фонарь телефона выхватывал из мрака коряги и заросли папоротника. Я шёл, и память подкидывала обрывки: вот коряга, на которой я сломал руку в семь лет, вот огромный валун, где мы с отцом искали окаменелости. Но валун был не там, где должен был быть. Он стоял на два метра левее, будто кто-то его передвинул. Я списал это на ошибку памяти, но холодок по спине уже полз.
Свет фонаря дрогнул и погас на секунду, хотя заряд батареи был полон. В тот же миг я услышал сзади чей-то тяжёлый, мерный шаг. Я обернулся, освещая тропу – никого. Шаги стихли. Сердце заколотилось. Я вспомнил, как в детстве боялся идти этой тропой один после заката, мне мерещилось, что за мной кто-то крадётся, повторяя мои шаги. Я ускорил шаг, почти побежал, спотыкаясь о корни.
Огонёк в ночи
Сквозь чащу мелькнул свет. Неяркий, желтоватый, будто от керосиновой лампы. Я остановился, пытаясь отдышаться. Этого не могло быть. В конце этой тропы была только речка и заброшенная лесная сторожка, развалившаяся ещё до моего рождения. Но свет горел именно оттуда. И тогда я почувствовал запах. Не хвои, не земли, а сладковатый, приторный запах маминых оладушек, который она жарила по воскресеньям. Запах из кухни моего детства, которого не могло быть здесь, посреди леса.
Шаги позади раздались снова. Теперь они были быстрее и ближе. Я рванул вперёд, к свету, уже не думая ни о чём, кроме животного желания убежать. Ветки хлестали по лицу. Я вылетел на поляну. Сторожка стояла целая, с закопчёнными стенами, и в её единственном окне действительно горел свет лампы. А на крыльце, на скрипучей качалке, сидел… я сам. Лет семи, в той самой зелёной футболке с выцветшим динозавром, которую я потерял тут же, на этой тропе.
Встреча
Маленький я что-то жевал, смотря в ночь пустыми глазами. Он не видел меня. Он смотрел куда-то в пространство перед собой, а его пальцы нервно теребили край футболки. Я замер, не в силах пошевелиться. Это была галлюцинация. Усталость. Что угодно. Но тут он повернул голову и посмотрел прямо на меня. И улыбнулся. Не детской улыбкой, а старческой, уставшей, полной какой-то бесконечной печали. И произнёс моим же, взрослым, голосом, сорвавшимся на хрип:
– Я так долго ждал, когда ты вернёшься за мной. Ты всё ищешь ту самую окаменелость? Она не в камне. Она во мне. Ты оставил меня здесь, испугавшись темноты. И я всё жду.
За спиной хрустнула ветка. Я обернулся. На опушке, не двигаясь, стояла та самая лосиха. И в её глазах, отражавших лунный свет, не было ничего звериного. Только та же бесконечная усталость и понимание, которые я только что видел в глазах самого себя. Она была не зверем. Она была часовым на границе двух времён, проводником, которого я сам когда-то призвал своим страхом.
