Я всегда считал сны просто мусором, который мозг выносит после тяжёлого дня. Цветные обрывки, не связанные ни смыслом, ни логикой. Анна же, напротив, жила снами, выискивала в них знаки, вела дневник и каждое утро сверялась с гороскопами. Я подсмеивался над её наивностью, а она терпеливо улыбалась, называя меня занудным материалистом. Наша жизнь текла по разным руслам: я – по бетонному желобу фактов, она – по прихотливому ручью предчувствий. Всё изменилось в одно утро, когда мы одновременно проснулись с одним и тем же странным чувством, будто видели одно и то же, хотя это было невозможно.
Тот день начался с её испуганного взгляда поверх чашки кофе. «Мне опять снилась та улица», – сказала она, и голос её дрогнул. Я похолодел. Не улица, а конкретное место: мостовая, вымощенная крупным булыжником, кривая фонарная стойка с отбитым стеклом и витрина старого магазина с потрескавшейся надписью «Часы». Я слушал, и по спине бежали мурашки. Я видел этот же сон. Каждый зацеп, каждую трещину в асфальте. Мы начали наперебой выпаливать детали, и они сходились с пугающей точностью, будто мы оба гуляли там прошлой ночью. Я пытался найти рациональное объяснение – массовая галлюцинация, совпадение, наконец, общий ужин с острым соусом. Но внутри уже поселился холодный, липкий комок сомнения.
Не просто улица
Вечером того же дня, листая ленту соцсетей от нечего делать, я наткнулся на её пост. Она выложила скриншот гороскопа на сегодняшний день. Строчка для её знака зодиака гласила: «Вас ждёт встреча с прошлым в неожиданном месте. Будьте внимательны к деталям, они укажут путь». Я фыркнул, но машинально полез в свой телефон, найти тот же сервис. Я не помнил даже своего знака, пришлось лезть в настройки профиля. И когда я нашёл его… слова были те же. Дословно. Та же встреча с прошлым, те же детали-указатели. Рука сама потянулась к телефону, чтобы позвонить ей, но я бросил трубку на отбой. Что я скажу? Что я, скептик и циник, теперь тоже ведусь на эту ерунду?
Трещина в реальности
На следующее утро я проснулся раньше будильника. Во сне я снова стоял на той улице. Но на этот раз я не просто смотрел по сторонам – я шёл. Ноги сами понесли меня к той самой витрине часового магазина. Стёкла были настолько грязными, что почти ничего не было видно внутри, но я прильнул к ним лицом, пытаясь разглядеть что-то в полумраке. И тогда я его увидел. В глубине магазина, в полной темноте, слабо светился циферблат старых настенных часов. Стрелки показывали ровно четыре утра. Я почувствовал, как по спине пробежал ледяной холодок, и проснулся. Сердце колотилось как сумасшедшее. Я схватил телефон, чтобы проверить время. На экране горели цифры: 04:00.
Это уже не было совпадением. Это было вторжение. Я больше не мог отмахиваться. Я позвонил Ане, голос у меня срывался. Я выпалил всё про часы, про время. Она долго молчала, а потом тихо, почти шёпотом, сказала: «Я тоже. Только я разглядела, что под часами, на прилавке, лежит раскрытый журнал. Это старый, ещё советский журнал мод… как у моей бабушки». Я помолчал, переваривая. «И что это значит?» – спросил я, уже почти не надеясь на ответ. «Не знаю, – вздохнула она. – Но мне кажется, мы должны это найти». Я закрыл глаза. Страх сковывал меня по рукам и ногам. Страх не перед мистикой, а перед полным крахом моего привычного, надёжного мира, где всему есть простое объяснение.
Мы встретились днём в парке. Она принесла распечатанные карты старого города, мы сидели на скамейке и пытались сопоставить обрывки воспоминаний из сна с реальностью. Ничего не выходило. Улицы в центре были давно перепланированы, булыжник везде закатан в асфальт. Мы уже готовы были сдаться, когда её телефон завибрировал. Это было смс от её тёти, которая разбирала старые вещи на даче после смерти бабушки. «Ань, ты не помнишь, куда бабуля могла деть свои старые журналы? Тут целый сундук всякого…» Анна побледнела. Она показала мне сообщение. Мы молча смотрели друг на друга. Это было уже чересчур. Слишком навязчиво, слишком буквально. Я почувствовал, как реальность уплывает из-под ног. Мы сидели на скамейке, а мир вокруг будто на мгновение качнулся и замер, став хрупким и ненастоящим.
Дача находилась на самой окраине, в старом дачном кооперативе, куда уже лет десять никто не ездил. Дорога была ухабистой, машину бросало из стороны в сторону. Мы молчали. Я смотрел в окно на мелькающие сосны и пытался загнать обратно навязчивую мысль: а что, если мы едем не на дачу, а прямиком в тот самый сон? Анна нервно теребила край куртки. Мы добрались затемно. Дачный домик пах сыростью, пылью и прошлым. В углу комнаты, заваленный тряпьём, стоял тот самый сундук. Сердце ушло в пятки. Мы с Аней переглянулись и на одном дыхании начали растаскивать хлам. И вот он, на дне, под стопкой выцветших салфеток. Тот самый журнал. «Моды сезона 1978 год». Анна с дрожью в руках открыла его. И мы оба ахнули. Вклеенная между страниц пожелтевшая фотография. На ней – молодая женщина, очень похожая на Анну, стоит на той самой улице из наших снов, у витрины часового магазина. А рядом с ней, с непривычно беззаботной улыбкой, мой отец, которого я не видел уже двадцать лет, с тех пор как он ушёл из семьи.
Мы сидели на пыльном полу, в полной тишине, вглядываясь в снимок. Никакой мистики. Никаких вещих снов. Просто память. Генетическая, подсознательная, передавшаяся по наследству тоска двух людей по одной и той же утрате. По любви, которой не дали случиться, по истории, которую оборвали на самом интересном месте. Наши отцы и матери, бабушки и дедушки оставили нам в наследство не только гены, но и незажившие раны, невысказанные слова, несбывшиеся мечты. И теперь, спустя десятилетия, их незаконченная история, их не пройденная до конца улица требовала своего завершения. Требовала, чтобы мы, их дети, наконец-то встретились и поняли, что нас свела не случайность. А тихий, настойчивый зов крови, который пробился сквозь время и пространство, чтобы явить себя нам в единственном языке, который мы были готовы услышать, – в языке забытых снов.
