Содержание
Очень распространённый в литературе образ: дорога человеческой жизни как некое экзистенциальное путешествие. В этом смысле даже человек, родившийся в деревне Черепушкино и проживший в ней всю свою жизнь, переживает некое путешествие – сквозь время и потрясения, ну и сквозь постоянные изменения вокруг себя пространства и людей. Хотя, разумеется, деревня Черепушкино меняется не так интенсивно, как Москва или Иерусалим. Возвращаешься в город, где прожила изрядную часть жизни, и не застаёшь ни любимого перекрёстка, ни лавочки вторсырья на углу, ни забегаловки, в которой когда-то готовили такие вкусные чебуреки… И вот ты уже «перемещённое лицо», чужак, пришелец… Тогда получается, что каждый человек открывает свои «таинственные острова» и свои «Америки», то есть изначально приходит в этот мир путешественником-первооткрывателем: первая любовь, первое предательство, первый брак, первый ребёнок… и далее по маршруту, до первой и последней своей смерти… Но если иметь в виду не образ, не «дорогу жизни», а конкретные передвижения по миру, тут и разговор нужно вести другой, конкретный. Поговорим о путешествиях?
Вагончик тронется, перрон останется…
Для чего смена пространства нужна лично мне? Да как любому человеку – забавна же смена «картинки» в текущей бытовухе. А в моей профессии смена декораций – очень мощный допинг для смены сюжета, действующих лиц, для каких-то конструктивных соображений. Я ведь пишу прозу, а не стихи, вдохновляюсь трудно, громоздко… Тут не помогают ни розы, ни морозы, ни морской ветерок. Тут многое зависит от смены архитектуры. Вдруг понимаешь, что новелла, которую ты начала перед отъездом, должна быть написана совсем в другом «архитектурном ключе», ибо ты переносишь её в другое место. Возвращаешься домой и переделываешь всё.
Увы, современные отлучки из дому – это как новояз. Достаточно вспомнить, в какое время мы живём, какие имеем короткие отпуска, как уплотнились обстоятельства жизни. Кто может сейчас позволить себе «долгое и далёкое путешествие» – вроде сахалинской эпопеи А.П. Чехова? Сегодня мы скачем из самолёта в самолёт, мгновенно заказываем в интернете билет, отель, машину, заодно театры-музеи, если есть свободный вечерок… Всё сокрушительно рухнуло в бездонную пропасть Всемирной паутины, в том числе и прежние ощущения путешествий, и способы достижения цели, и добротность уютной, обстоятельной остановки, и время преодоления пространства, да и наше представление о пространстве… «Ни огня, ни чёрной хаты… только вёрсты полосаты…»
Очнитесь. Мы живём в десятилетия слома эпох, смены сознания и абсолютного уплощения: мыслей, чувств, общения и способа (а также эмоционального накала) восприятия мира. Наш сегодняшний мир сильно упал в цене, впечатления страшно подешевели. Ныне впечатления переместились в интернет, и даже северное сияние можно увидеть в хорошем разрешении на собственной кухне – если там подключается лэптоп. Нет этого «а-ах!», этого ошеломления, оторопи, вдохновенного потрясения, удара под дых, разности в лицах-обычаях…
Сейчас и в Праге, и в Гамбурге вы увидите примерно ту же толпу и примерно ту же архитектуру. А вот что так и осталось неизменным – когда незнакомые люди, оказавшиеся попутчиками, открывают друг другу души или хотя бы один из них открывает, а другой слушает. Причём мне не только приходится выслушивать какие-то истории жизни. Иногда, увидев колоритную физиономию и догадываясь или подозревая, что тут возможна яркая биография, я сама лезу в собеседники, стараясь распотрошить человека, а иногда что-то придумываю о самой себе, чтобы вызвать возражение или сочувствие. Писатель – всегда существо безнравственное, как говорит героиня моего нового романа «Наполеонов обоз», ибо знает, что говорит: она – редактор в крупном российском издательстве.
И не говорите мне, что сейчас люди труднее открывают друг другу души. Помилуйте! Сегодня?! В эпоху тотального выноса собственных подштанников на обозрение толп в социальных сетях?! Во всех этих телепрограммах и прочих прачечных?! А утренние фотографии яичницы в «Фейсбуке», которую удалось зажарить на завтрак? Не говоря уже о фотодемонстрациях: отпусков, новых девушек и парней, котика, собачки, внуков и детей… Нет, сейчас если чего и не хватает, так это сдержанности, закрытости личной жизни, обаяния и загадки частного пространства, в которое не залезет, если я не захочу, ни знакомый, ни родственник, ни читатель.
Бродяга поневоле
Я, увы, совсем не много путешествую. Я много разъезжаю – по делам, но это иное. Кстати, в этих деловых поездках и контактах с самыми разными людьми тоже случается делать открытия – и душевные, и сюжетные. Но мой идеал путешествия – это неспешность, обживаемость кратких привалов, «присвоение души» какой-нибудь комнате, тихая работа по утрам и какой-нибудь «выскок» за пределы освоенного пространства. Я не люблю менять каждый день отели, терпеть не могу экскурсий, мне всегда нужны остановки – от получасового сидения за чашечкой кофе на старой маленькой площади до недельного сидения где-нибудь в лесу и ежеутреннего наблюдения за местным дятлом. Так что если куда-то и еду в путешествие, то стараюсь делать это в одиночестве, потому как стремлюсь к сосредоточению. Это штука в нашем деле необходимая, а с возрастом даётся всё труднее.
Потому мы с мужем почти всегда ездим «в несезон» – ну, дождь, да, даже снег… Ничего, куртку надела и пешочком под дождём, когда собор пустой, а парк продувается, и прохожие – штучные, тоже одинокие, и можно под полями шляпы разглядеть человечьи глаза. Страшно важны для меня поездки – когда я мчусь неважно в какую страну в поисках места обитания моего героя. Обустроить жизнь несуществующего человека в абсолютно существующем месте в реальном городе, да так, чтобы потом читатели ездили в поисках адреса и убеждались: вот этот дом, эта лестница, это окно – они существуют! – это мой особенный кайф.
Так, для Пети и Лизы из «Синдрома Петрушки» я специально приехала в зимнюю, морозную и очень неуютную Прагу и блуждала по улицам день за днём, пока где-то на Малой Стране не наткнулась на старые деревянные ворота с характерным медальоном над ними: «У чёрнаго беранка» («У чёрного барашка»), и сказала мужу: «Вот здесь они будут жить!». А дальше целая история, как мы ждали у ворот – кто бы из жильцов вошёл или вышел, и дождались художника, который жил во дворе в мастерской, и разговорились, и он пригласил нас, и там уже было другое открытие других жизненных пространств – опять же для героев.
Или во время работы над «Русской канарейкой» я приехала с этой же целью в Париж. Но там уже наш друг, парижанин, профессор Сорбонны Ричард Кернер, добросовестно, как хороший квартирный маклер, бродил со мной в поисках «жилья» для Леона Этингера, предлагая тот или другой вариант, пока в знаменитом квартале Маре мы не нашли нужное место. И это уже должно было быть совсем иное жильё – разведчика и артиста; другие условия, другой сюжет.
Я весьма пристально рассматриваю разные возможности «поселения героев». Потому что местность, где человек вырастает и формируется как личность, имеет одно из самых доминантных значений; это целый букет особенностей: климат, язык или даже несколько языков, река или море, горы или степь, фруктовый южный рай или голимые северные огурцы-свёкла-брюква; опять же, насыщенный национальный состав населения или монотонный… Тут куча разных деталей и нюансов – от детских дворовых игр до укромных уголков, где удобно целоваться, и в этом южный Ташкент сильно отличается от какой-нибудь Вятки, где зимой спрятаться можно только в подъезде. Так что места детства и юности – это всегда мир, насыщенный невероятно плотно.
Например, когда я обдумывала огромный мощный корпус нового трёхтомного романа «Наполеонов обоз», мне захотелось «родить и вырастить героев» в самом сердце России; в каком-то интервью я обронила об этом пару слов… тут и окликнул меня письмом на мой сайт один замечательный человек, журналист Николай Алексеев. Так и спросил, мол, а не хотите ли «вырастить героев» в моём родном городке Вязники, где когда-то был самый большой в России – семь вёрст в длину! – вишнёвый сад? Городок интересный, между Владимиром и Нижним Новгородом… «Хочу, хочу!» – возопила я, и началась долгая переписка, которая и до сих пор длится. Ведь мне надо самой обжить, хотя бы виртуально, места детства и юности героев. Сейчас вышла первая книга романа «Наполеонов обоз» – «Рябиновый клин», а я работаю уже над второй книгой – «Белые лошади», продолжая обживать все эти венцы над Клязьмой, деревянную школу посёлка Нововязники, цыганские бараки, зелёный луг, пруды и регулярный парк – короче, целый мир любви, предательства, ненависти и самоотверженности… который медленно проживаю сама в трёх книгах.
Идеальный попутчик
Мой любимый неслучайный попутчик в странствиях всегда рядом: это мой муж, художник Борис Карафелов. С непременным списком музеев и конкретных картин на конкретных стенах этих музеев. С намерением непременно посетить те и эти церкви и соборы, а также чёртовы виллы где-то на задворках Рима или Венеции, где висит то, что «нельзя не увидеть». Он и слушатель мой, и козёл отпущения, и суфлёр, подающий реплики, и критик, и… и вообще. Идеальный попутчик. Любые два разных человека, не обязательно гендерно различные, воспринимают каждый по-своему увиденное, встреченное и узнанное. Но когда с человеком живёшь под одной крышей лет тридцать, появляется такая странная синхронность одновременно произнесённой мысли, решения, какого-то внезапного порыва. Люди вообще синхронизируются, когда долго спят на соседних подушках.
Что касается совместных открытий, нам обоим нравится Средиземноморье – как такая колыбель человека свободного, морского, творческого. Так что Италия, Испания, Греция плюс острова – это наш ареал, где мы всегда появляемся с удовольствием. Помню, как мы с мужем, практически нищие (это был 94-й год), шли по улице и о чём-то… вот не помню… то ли говорили, то ли молчали – у нас это, в общем, не слишком отличные процессы. Вдруг остановились перед вывеской какого-то туристического агентства. Даже не переглянулись: взялись за руки и вошли внутрь. И за двадцать минут (я всегда все сокрушительные события своей жизни проворачиваю за двадцать минут) заказали в долг поездку Амстердам – Париж. Конечно, Амстердам, ибо там картины Рембрандта и «малых голландцев», и, конечно, Париж… потому что – Париж! Это было самое замечательное, самое правильное решение в нашей нищей жизни. Потому что уехали мы эмигрантами, а вернулись свободными людьми, хозяевами своей жизни и своих желаний. А долг – ничего, потихоньку выплатили.
Прощай, шпана замоскворецкая
Путешествие и кардинальная смена места жительства, отъезд навсегда, эмиграция – конечно, это две абсолютно разные истории. Эмиграция всегда сначала оглушает, раздавливает – об этом столько понаписано, столько издано книг. А главное, всё, что ни скажешь, будет неполно, обеднено, слишком общо и легковесно… Эмиграция в те годы, когда наша семья покидала Советский Союз, была перемещением тотальным, окончательным. Мы уезжали навсегда: без паспортов, без жилья, без имущества, без денег – тотально обобранные родной страной. (90-й год, это не шутки.) Это уже потом появилась возможность и двойное гражданство оставлять, и квартиры – мягкий такой вариант перемещения «на минутку», на зиму… Для меня это и было, и есть – вообще немыслимо. Я человек кардинальных, отчаянных действий и единственной судьбы, которую за меня никто не перепишет и за которую я в ответственности…
А Израиль – да, это тоже страна кардинальная, сильная по эмоциям, причём самым разным. Это не Швеция, не Швейцария. Тут вам не часы с кукушкой – главное достижение отечественной истории. Это тоже страна-судьба нешуточная; здесь тоже «дышит почва» тысячелетий и судьба народов. Что, мол, я почувствовала, когда ступила на эту землю и… прочая? Это всё описывать надо художественными методами, и это описано в моём романе «Вот идёт Мессия!». Там русская писательница на пересадке в Будапеште вопит в истерике и не понимает: зачем, что она сделала со своей жизнью?! – когда автобус с пассажирами сопровождают вооружённые мотоциклисты. Сначала это здесь напрягает, знаете ли, – обилие вооружённых людей на улицах. Потом понимаешь, что это твои дети, их школьные товарищи, твой зять-адвокат, который ещё и резервист и потому хочет не хочет пропадает из дому раз в три месяца – на военные сборы…
В общем, многое начинаешь понимать и принимать. Узнаёшь людей. Не знаю насчёт влюблённости… Нет, просто всё вокруг воспринимаешь как своё, за которое ты тоже в ответе. Так что с этим перемещением мне как писателю сильно повезло: тут уж я сюжетами обеспечена выше крыши, дай бог сил описывать. Ну и внутренне, конечно, меняешься: ведь растут дети, другие книжки читают, на другом языке, а внуки вообще совершенно новые люди, местные. Всё это надо переварить, с чем-то смириться, что-то оставить себе глубоко внутри как заначку такой вот творческой драмы. Но да: декорации в корне другие и работать надо именно в этих, посланных судьбой декорациях. И я не перестаю делать открытия, даже спустя тридцать лет жизни здесь, – их навалом.
Не так давно узнала, что с началом сирийской тотальной бойни Израиль не только регулярно лечит в своих больницах и госпиталях раненых сирийцев, которые приползают к пограничному забору (а ведь это наши смертельные враги!), но и ежедневно передаёт беженцам еду, медикаменты, палатки… Или вот, все мы знаем о недавнем происшествии в Таиланде, когда в подземных пещерах исчезли более десятка подростков со своим тренером. Ну, все знают, что их спасли, да? Кто спас? А вот это как-то мировые СМИ скромно привычно замалчивают, ибо спасли их израильские спасатели, использовав какую-то уникальную программу обнаружения пропавших под землёй. И давно известно: в каком бы конце земли ни тряхануло или ни взорвалось, туда немедленно за счёт Израиля вылетают команды израильских спасателей.
Чудное мгновенье
Странствие предполагает некое внутреннее обновление. Часто это происходит вне зависимости от наших желаний и намерений. Но ведь надо быть ещё и благодарным «материалом» для впечатлений, для удивления перед величием жизни… Притом что во все времена впечатления – птичка резвая, поймать её трудно… Расскажу случай. Моей дочери исполнялось восемнадцать лет, и я решила сделать ей подарок – поездку в Венецию. Нашла отель. Он был небольшой и довольно задрипанный, но окнами выходил на Большой канал. И не на Большой, впрочем, тоже. Я заранее отправила в отель телеграмму, что эта поездка – подарок дочери к восемнадцатилетию, поэтому я очень прошу, чтобы окна номера выходили на Большой канал.
Я специально взяла такой рейс, чтобы прилететь ночью… Но судьба или провидение оказались более изобретательными, чем мои грандиозные планы… Мы заблудились! Я почему-то решила, что от места, куда прибывают из аэропорта автобусы, мы сядем на вапаретто и так попадём в отель. Мы сели на вапаретто… А надо сказать, что Венеция не ночной город; ночью город вымирает. Венеция страшна ночью. И вот мы с двумя тяжёлыми чемоданами вывалились ночью из вапаретто совсем не там, где наш отель. Вышли. Венеция мертва. Темень. Пошёл дождь… Есть кадр в фильме «Казанова»: клубящийся туман с фигурой одинокого героя. Вот и у нас ровно такой же антураж. Наконец я увидела какую-то затрапезную тратторию, где выпивали какие-то портовые рабочие… Зашли туда. Они увидели Еву – она очень красивая девушка – и сразу кинулись помогать, объяснять… Но английского они не знали, естественно, говорили быстро-быстро… Мы послушно помчались в указанном ими направлении и наконец прибыли! Ввалились в номер мокрые, голодные, уставшие, измотанные и рухнули на кровати. А утром я проснулась… Это были три венецианских высоких окна со ставнями. Я распахнула ставни, открыла окна и сказала: «Ева, просыпайся! Вот она – Венеция!» И она, конечно, была потрясена, и до сих пор Венеция для неё – это сказка. Как и для меня. Я часто возвращаюсь туда.
Я вообще люблю возвращаться в места, где мне было очень хорошо. Именно возвращаться и наблюдать за местностью – ага, вот этого парка в прошлом году на том пустыре не было… И при этом, мне кажется, нужно иметь такое место на земле, куда рвёшься, но знаешь, что никогда туда не попадёшь, ну, или попадёшь, но не скоро… У меня есть одно такое. Это страна, где какое-то время жили мои предки: Португалия. Из Португалии родом был Бенедикт Спиноза, мой предок по отцовской линии. Из Португалии его семья приехала в Голландию. Очень хочу попасть в несколько мест там – Лиссабон, Порто… Надеюсь, попаду… Пока не загадываю и билетов не заказываю. Видимо, надо всегда держать про запас нечто вроде ну не мечты, но… намерения.
