Старый дом на отшибе хранил тишину, которую лишь изредка нарушал скрип половиц. Я разбирал дедовский сундук, пахнущий нафталином и прошлым, когда из-под стопки пожелтевших фотографий выскользнул конверт. Он был невскрытый, адресован бабушке, а отправитель стёрся от времени. Я положил его на стол рядом с безделушками, среди которых лежала странная вещица – резной деревянный календарь с фазами луны, подарок какого-то дальнего родственника-полярника. Я тогда не знал, что этот вечер станет последним спокойным.
Ночью меня разбудил глухой, влажный шлепок, доносящийся из гостиной. Я списал его на кошку, хотя кошки у меня не было. Утром на полированном столе я обнаружил мокрый, отчётливый след, похожий на отпечаток ласта. Конверт лежал поверх календаря, и костяная стрелка, которую я раньше и не заметил, указывала на дату через три дня. Я вытер след, списав всё на прохудившуюся крышу и сквозняк. Но вечером история повторилась: тот же шлёпок, тот же мокрый след, а стрелка передвинулась на завтра.
С каждой ночью тревога нарастала, превращаясь в навязчивый страх. Я стал бояться заходить в гостиную, пил кофе литрами, а по ночам ворочался, прислушиваясь к каждому шороху. Мне начало казаться, что из тёмного угла комнаты за мной наблюдает чей-то тёмный, блестящий глаз, полный немого укора. А по дому поплыл едва уловимый, но совершенно чужой запах – солёный, морской, как от мокрой шкуры и водорослей.
Незваный гость
На третью ночь я не выдержал и спустился вниз с бейсбольной битой. В лунном свете, падающем из окна, на столе сидела она – тюлениха. Её грузное тело отливало серебром, а большие, умные глаза были неподвижно устремлены на меня. Она не выражала угрозы, лишь медленно хлопнула ластом по столешнице. Я застыл, парализованный абсурдом происходящего. Она посмотрела на конверт, потом на календарь, и снова на меня, будто что-то требовала.
Стрелка на календаре указывала на сегодняшнее число. Я понял, что больше не могу игнорировать это безумие. Дрожащими руками я вскрыл конверт. Внутри лежало единственное письмо, написанное моим дедом, полярным исследователем, своей молодой жене – моей бабушке. Он писал о кораблекрушении, о том, как его спасла и weeks выхаживала самка тюленя, а потом помогла добраться до людей. Он дал ей этот календарь-оберег, наказав хранить, и просил бабушку, если он не вернётся, написать официальный отказ от претензий на тот клочок земли, где его спасли, чтобы там никогда не рыбачили и не охотились. Бабушка письмо не получила.
Возвращение долга
Тюлениха внимательно следила за мной. Я сел за стол и написал заявление, как просил дед. Распечатал его, положил перед морской гостьей. Она ткнула носом в листок, коротко хрюкнула и, тяжело сползá со стола, заковыляла к двери. Я открыл её. На пороге она обернулась, её взгляд был уже не требовательным, а почти благодарным. Затем она исчезла в предрассветной мгле, по пути к реке.
Утром я отнес заявление в соответствующие инстанции. А календарь больше никогда не двигался. Он просто лежал на столе, молчаливый и неподвижный, как память о долге, который, наконец, был возвращён. И запах моря в доме постепенно выветрился, оставив после себя лишь лёгкую прохладу и ощущение странного, но выполненного обязательства.
