Содержание
Сентябрь выдался на редкость душным. Воздух в комнате был густым и неподвижным, словно сироп, и даже мухи лениво ползали по оконному стеклу, не в силах подняться в полёт. Лена разбирала книги на балконе, заваленном коробками из-под маминых вещей. Пахло старой бумагой, пылью и тишиной, которая наступает, когда в доме больше нет самого главного человека.
Она откладывала этот момент три месяца. Каждый раз, подходя к порогу, Лена представляла, что мама просто ушла в магазин и вот-вот вернётся, шурша пакетами. Но пакетов не было, а комната стояла нетронутой, как музейный экспонат, застывший в ожидании своего куратора.
Часть первая. Пыль на обложке
В самой нижней коробке, под стопкой вязаных салфеток, лежал потёртый альбом в тёмно-синем переплёте. Лена помнила его – мама вклеивала туда фотографии, подписывая каждую белым карандашом. Детские утренники, поездка на море, выпускной. Она машинально перелистывала страницы, и грусть медленно сменялась странным чувством – будто что-то здесь не так.
Лишний листок
Между страницами, посвящёнными её первому классу и походу в зоопарк, лежал одинокий снимок. На нём была изображена она сама, лет пяти, на руках у незнакомой женщины. Женщина, смеясь, прижимала девочку к себе, а та доверчиво обнимала её за шею. Фотография была чёрно-белой, с волнистыми краями. На обороте маминым твёрдым почерком было выведено: «Леночка и тётя Катя. 12 июня 1998».
Лена перечитала надпись несколько раз. Тёти Кати у неё не было. И двенадцатого июня они никогда никуда не ездили – в этот день её отец каждый год ходил на рыбалку с друзьями, а они с мамой оставались дома. Дата висела в воздухе чужеродным, острым осколком. Что на самом деле произошло в тот день, о котором она ничего не помнила?
Решение
Она позвонила отцу. Тот, услышав вопрос, помолчал так долго, что Лена подумала, будто связь прервалась.
– Выбрось ерунду эту, – наконец буркнул он. – Мама, наверное, ошиблась. Или пошутила. Не вороши прошлое, Лен. Тебе же хуже будет.
Его голос звучал устало и как-то обречённо. Именно это и заставило её принять решение. Она положила странную фотографию в кошелёк. Завтра она поедет к маминой старой подруге, тёте Вале. Кто, если не она, знал все секреты?
Часть вторая. Клубок полуслов
Тётя Валя жила в том же панельном доме с детства. Её квартира пахла пирогами и лекарствами, а на стенах висели те же ковры, что и тридцать лет назад. Увидев Лену, она всплеснула руками и тут же расплакалась, вспоминая маму.
Разговор за вареньем
– Катя? – переспросила Валентина Петровна, разливая чай в гранёные стаканы. – Да, была у твоей мамы подруга, Катя. Работали вместе в конструкторском. Близкие очень были. А потом… они поссорились. Сильно.
– Из-за чего? – Лена не отрывала взгляда от женщины.
– Кто их разберёт. Женские дела. – Тётя Валя отвела глаза, принявшись vigorously размешивать сахар. – Катя уволилась и уехала. Мама твоя очень переживала, даже болела. Не любила она об этом вспоминать. Лучше не надо, Леночка. Всё равно никого уже не найдёшь.
Но Лена уже зацепилась за крошечную ниточку. Конструкторское бюро. Она помнила, что мама хранила старые пропуска. Дома, в шкатулке.
След в никуда
В шкатулке, среди поздравительных открыток и нескольких колец, лежал потрёпанный пропуск с маминой юной фотографией. А behind него, засунутый за картонную подложку, – сложенный вчетверо листок. Конспект какого-то совещания, а на обороте – адрес, выведенный маминой рукой: ул. Гагарина, 15, кв. 4. И фамилия – Смирнова.
Сердце Лены ёкнуло. Она села в машину и поехала по указанному адресу, не строя планов. Старый дом на окраине, подъезд с облупившейся краской. На двери квартиры №4 висела новая табличка «Кузнецовы». Дверь открыла молодая женщина с младенцем на руках.
– Смирновы? Не знаю, мы тут живём всего пять лет. От прежних хозяев ничего не осталось.
Лена уже хотела развернуться, когда её взгляд упал на почтовые ящики. Один из них, с номером 4, был старым, ржавым. Сквозь щель проглядывал уголок какого-то конверта. Девушка, не глядя, сунула палец внутрь и вытащила пожелтевшую квитанцию за телефон. На имя Смирновой Екатерины Петровны. И дата – всего десять лет назад.
Тень в окне
Она стала приезжать на эту улицу после работы. Парковалась вдалеке и просто смотрела на подъезд. Она не знала, что ищет. Может, пожилую женщину, которая выйдет погулять с собачкой. Или просто знак. На третий день её внимание привлекло движение на скамейке у подъезда. Сидела пожилая женщина, а напротив, на другой скамейке, – мужчина в кепке. Он не читал газету, не смотрел в телефон. Он просто смотрел на ту женщину. И в его позе была какая-то напряжённая, хищная собранность.
Лена инстинктивно пригнулась. Когда она снова выглянула, мужчина поднимался с лавочки и шёл прочь, засунув руки в карманы. А на скамейке, где он сидел, лежал окурок. И рядом – смятая обёртка от её любимых в детстве ирисок, «Золотой ключик». Мама всегда их покупала. Ледяной комок подкатил к горлу. За ней следят? Или это совпадение?
Опасный зов
На следующий день она поехала на кладбище, к маминой могиле. Ей нужно было просто посидеть, подумать. Возложила цветы, поправила вазу. И тут заметила, что на соседней, заброшенной могиле кто-то недавно побывал. В неухоженной земле ярким пятном лежала ветка искусственной сирени. Той самой, сиреневой, которую мама терпеть не могла, называя «дешёвой дрянью». Лена резко обернулась. По центральной аллее, удаляясь к выходу, шёл тот самый мужчина в кепке.
Сердце заколотилось где-то в висках. Она почти бежала по дорожкам, стараясь не потерять его из виду. Он вышел за ворота и свернул за угол. Лена рванула за ним, забыв обо всём. За углом была пустая улица и запах гари. Кто-то жёг листву в металлической бочке метров за пятьдесят. Мужчина стоял к ней спиной и что-то бросал в огонь. Небольшой конверт или пачку бумаг. Пламя жадно лизнуло их, и через секунду от листов остался лишь пепел.
Он обернулся. Их взгляды встретились. В его глазах не было ни злобы, ни удивления – лишь тяжёлая, усталая пустота. Лена застыла, не в силах пошевелиться. Она пересекла невидимую черту, и теперь всё это касалось её лично.
Часть третья. Правда у реки
Он не стал убегать. Просто стоял и смотрел на неё. Потом медленно покачал головой и махнул рукой: иди сюда. Ноги сами понесли Лену вперёд. Она подошла к нему, не сводя с него глаз.
– Вы… Смирнова? – выдохнула она.
– Нет, – его голос был низким и прокуренным. – Я её брат. Твой дядя, получается. О котором ты ничего не знала.
Обрыв над водой
Он привёл её к обрыву над рекой, в то самое место, что было на обороте другой фотографии из альбома. Той, что он только что сжёг.
– Она не хотела тебя беспокоить, – он говорил медленно, смотря на воду. – Твоя мама. Просила меня стеречь, чтобы старые истории не всплыли. Катя… моя сестра… она была больна. Не в себе. После того случая.
– Какого случая? – голос Лены дрожал.
– Того самого дня. Она, я и твоя мама поехали сюда на пикник. Ты бегала, резвилась. Потом ты подошла слишком близко к краю. Земля осыпалась. Катя бросилась за тобой, успела схватить, но сама не удержалась. Она разбилась, спасая тебя. А ты ударилась головой и… ничего не помнила. Врачи сказали – защитная реакция психики. Твоя мама умоляла всех сделать вид, что ничего не было. Что Катя просто уехала. Она боялась, что чувство вины сломает тебя. И меня заставила молчать.
Лена смотрела на тёмную воду внизу. В памяти не вспыхнуло ни одной картинки, ни одного звука. Лишь глухой, всепоглощающий ужас, пришедший откуда-то извне.
Тихий берег
Он отдал ей то, что не успел сжечь, – несколько потрёпанных фотографий, где они все вместе, счастливые. И письмо от мамы, написанное год назад, с просьбой уничтожить всё, если с ней что-то случится. «Пусть Лена живёт со своим светом, а не с нашей тенью».
На следующее утро Лена приехала на то место одна. Она принесла с собой те самые ириски, купленные в соседнем ларьке, и несколько фотографий. Одну, с тётей Катей, она прикрепила к стволу старой берёзы. Остальные сожгла на плоском камне, наблюдая, как пепел уносит ветер в сторону реки. Она не чувствовала вины. Лишь огромную, пронзительную грусть по всем им – по маме, несшей этот груз, по незнакомой тёте, отдавшей за неё жизнь, по дяде, ставшему сторожем призраков.
Она не стала ничего рассказывать отцу. Просто обняла его крепче обычного, когда он приехал на выходные. Иногда правда – это не факт, а бремя. И решение оставить прошлое в прошлом – это не трусость, а акт милосердия. Прежде всего – к себе.
