Всё началось с этой дурацкой игрушки. Плюшевый осьминожек, забытый кем-то в читальном зале, лежал на стуле, и его стеклянные пуговицы-глазки словно бы следили за мной. Я подобрал его, чтобы отдать на вахту, но потом передумал. Он был мягкий, старый, с одной оторванной щупальцевой ножкой, и от него пахло пылью и чужими воспоминаниями. Я сунул его в карман куртки, и с этого момента тишина библиотеки стала иного качества – густой, звенящей, выжидающей.
Вечером дома я проверял почту. В спам-папке лежало одно письмо. Без темы, без адресата. Только вопросительный знак в теле письма и странный файл-вложение: низкокачественное изображение, пиксельная каша. Я увеличил его, вгляделся. Словно сквозь метель проступали очертания… моей собственной комнаты. Снято с угла под потолком, где у меня ничего не стоит. По спине побежали мурашки. Я рванул головой наверх – там была только люстра. В этот момент смартфон на столе завибрировал, издав короткий, режущий слух гудок. На экране горело единственное слово: «ОТВЕТЬ».
На следующий день странности продолжились. Я вышел из душа и замер: на запотевшем зеркале кто-то написал жирными буквами «КТО Я?». Вода стекала по стеклу, размывая слова, но они проступали вновь. Сердце заколотилось где-то в горле. Я стёр надпись полотенцем, рука дрожала. Потом заметил на полу, у ног, мокрый след. Не от моих ног. Он вёл из ванной и обрывался на половике в прихожей. Я ринулся проверять замки – они были заперты. В квартире никого, кроме меня, не было. Это была первая ласточка настоящего, животного ужаса.
К ночи я уже не сомневался, что схожу с ума. Из динамика ноутбука доносился едва уловимый шепот, больше похожий на шипение помех. Я прислушался, затаив дыхание. Шёпот складывался в одно и то же имя, но разобрать его было невозможно. Потом погас экран. В полной темноте я услышал лёгкий шорох. Он шёл со стороны комода, где в верхнем ящике лежал тот самый осьминожек. Я сидел, вжавшись в спинку кресла, не в силах пошевелиться. Шорох повторился, настойчивее. И тут же в тишине оглушительно зазвонил стационарный телефон. Я знал, что трубку брать нельзя. Абонент был неизвестен, и звонок шёл не с линии, а прямо со старого аппарата, который был давно отключён.
Я не выдержал. Схватил со стола нож для бумаг и подошёл к комоду. Рука тряслась. Я рванул ящик на себя. Плюшевая игрушка лежала там, как и прежде. Но теперь все её восемь щупалец были плотно сомкнуты в единый клубок, прикрывая что-то. Я кончиком ножа раздвинул матерчатые конечности. Внутри, пришитая к телу игрушки, лежала крошечная, не больше ногтя, камера. Рядом – миниатюрный динамик и кусок старой флешки, обмотанный проводами. И тут до меня дошло. Все эти дни я носил в кармане устройство слежения, а кто-то наблюдал за мной и управлял этой жуткой игрой. Шёпот в наушниках, картинка на экране, следы на полу – всё это было отсюда.
Телефон звонил не переставая. Я выдернул шнур из розетки, но звонок не прекратился. Это было невозможно. Тогда я взял трубку. В ней не было гудков, только тихое, ровное дыхание. «Ответь», – прошелепел знакомый, искажённый помехами голос. «Ответь на вопрос». Я молчал, парализованный. «Кто я?» – insistently прошипело в трубку. Мой взгляд упал на осьминожка, на его смешное вышитое имя на бирке. Восемь букв. Просто восемь букв, которые я не удосужился прочитать. И я понял. Это не было вопросом. Это было требованием назвать её, ту, чью вещь я украл, чьё пространство я нарушил. Я выдохнул это имя в трубку, и звонок оборвался. В тишине комнаты щупальца осьминожка медленно, сами по себе, разомкнулись.
