Как обрести свою любовь, если вы буквально не в силах открыть рот, чтобы произнести пару слов и познакомиться с тем или той, кто вам понравились? Как устроиться на хорошую работу, если вы и на собеседование-то боитесь идти? А если приходите, то сидите, покраснев до ушей, и не можете толком ответить ни на один вопрос. На людей, которых мучает это проблема, забавно смотреть в кино. Но в реальной жизни тут нет поводов для веселья. Все это — проявления социальной тревожности. Иногда из обычной стеснительности она превращается в расстройство, которое мешает нам жить. Более того, такое клиническое расстройство ломает судьбы сотен тысяч и даже миллионов людей. Можно ли им помочь и в какой момент нужно бить тревогу? Об этом расскажет психотерапевт Стефан Хофманн.
Стефан Хофманн (Stefan Hofmann) — клинический психолог, профессор Бостонского университета (США), заведующий Лабораторией психотерапии и изучения эмоций, президент Международной ассоциации КБТ. Автор и редактор книг о когнитивно-поведенческой терапии и тревожных расстройствах.
— Если попытаться узнать признаки социальной тревожности из интернета, возникает впечатление, что она свойственна чуть ли не каждому из нас.
— Так и есть. Социальная тревожность заложена в нас эволюцией. Мы — социальные животные, нам необходимо быть частью группы. Но нужно различать обычную тревожность и социальное тревожное расстройство как клинический диагноз. В основе социальной тревожности лежит страх быть непринятым, осмеянным. У тех, кто страдает этим расстройством, страх берет верх над всеми остальными эмоциями. Им с трудом даются — или не даются совсем — самые простые социальные взаимодействия. В результате они отгораживаются от общества и обрекают себя на постоянные, каждодневные страдания. Они ведут одинокую жизнь — не потому, что им это нравится, а потому, что они не в силах наладить отношения. Они выбирают работу, которую не любят, только потому, что она не предполагает общения. Они не могут создать семью. Словом, проблема самым серьезным образом снижает качество их жизни.
— Как определить грань, которая отделяет «нормальную» тревожность от патологии? Допустим, мне нужно произнести речь. Я ужасно волнуюсь, краснею, поднимаясь на трибуну, запинаюсь…
— И это совершенно нормально! Больше поводов для беспокойства было бы, если бы вы в этой ситуации вообще не испытывали никакого волнения.
— Почему?
— Потому что, если человек нисколько не переживает из-за того, как к нему относятся и каким его видят другие, это свидетельствует о его проблемах. Так может, к примеру, проявляться психопатия. Психопаты совершают поступки, не желая и не будучи способными понять, как они повлияют на других людей.
— Допустим, я вообще не могу подняться на трибуну? И вместо этого убегаю и прячусь под стол?
— А вот это, боюсь, уже расстройство. Особенно если от речи, которую нужно произнести, зависит, например, ваша карьера. На самом деле грань, о которой вы спрашиваете, часто довольно очевидна. И нашим пациентам, их окружению. Когда тревожность начинает причинять реальные проблемы, а не дискомфорт, нужно принимать меры. В любом случае у специалистов есть методики глубинных интервью, которые позволяют определить, имеем мы дело с социальной тревожностью или социальным тревожным расстройством.
— И если это расстройство, его нужно лечить? Существуют ли какие-то лекарственные препараты?
— В принципе, да, в терапии могут применяться, например, селективные ингибиторы обратного захвата серотонина — препараты группы антидепрессантов, которые назначают и при многих других видах расстройств. Эти средства помогают подавить тревожное состояние, однако не могут устранить страх быть отвергнутым — первопричину расстройства. А вот психотерапия в этой ситуации дает хорошие и стабильные результаты.
— Это отрадно слышать. Потому что число психических расстройств увеличивается так стремительно, что возникает подозрение: их «изобретают» специально, чтобы продавать нам все новые таблетки.
— Да, некоторые расстройства действительно наводят на мысль, что их изобрели под формулы фармацевтов. А некоторые другие внезапно исчезают, когда компании снимают с производства тот или иной препарат. Но социальное тревожное расстройство не относится к числу таких «изобретений». Это болезнь, которая приносит страдания множеству людей. По имеющимся данным, на протяжении жизни социальное тревожное расстройство испытывают 13% населения — во всяком случае, в западных странах.
— Помогают ли справиться с тревожностью упражнения, медитации?
— Медитации бывают полезны, но при других проблемах. А в случае с социальным тревожным расстройством самой эффективной я считаю технику экспозиции: погружение пациента в те ситуации, которые создают для него наибольшие трудности. Вот только я советовал бы обращаться к специалистам, потому что экспозиция может быть достаточно болезненным опытом, к которому нужно готовиться. Самостоятельного чтения книг или статей для этого не всегда достаточно. Экспозиция — это опыт осознанного входа в ситуации, которых пациент избегает. Опыт умения оставаться в них, не спасаясь бегством. Опыт их постоянного повторения.
— Такой опыт может оказаться травматичным сам по себе?
— Именно поэтому я рекомендую обращаться к специалистам. Наша терапия — это не те уроки плавания, когда человека просто бросают в реку с моста. Риска утонуть нет, потому что сначала мы все-таки учим пациента входить в воду, дышать в ней, плавать на мелководье. Обычно мы формируем небольшие группы из 4-6 человек со сходными проблемами. Исходя из моего опыта, такая группа с двумя терапевтами оказывается наиболее эффективной. Она уже создает некое социальное окружение и тем самым дает первоначальные навыки преодоления социальной тревожности. Мы предлагаем участникам выступать перед группой с какими-то речами, поначалу очень короткими и простыми. Например, участники могут рассказывать о своей работе, хобби, каких-то увлечениях. Уже эта задача для многих наших пациентов оказывается не очень-то простой. Но мы учим их концентрировать свое внимание не на собственном страхе и тревоге, а на тех, к кому они обращаются, например. С другой стороны, оставаться лицом к лицу со своей тревогой, не пытаясь от нее убежать или подавить ее, тоже очень важно. И иногда задача состоит в том, чтобы встать перед группой и вообще ничего не говорить, а просто стоять, чувствуя тревогу и позволяя себе понять, что не происходит ничего ужасного.
— После этого и следуют настоящие экспозиции?
— Нет-нет, не опережайте события. На следующем этапе мы переходим к более сложным речам. Например, участники должны выступить на тему, в которой мало что смыслят. Или высказать свои взгляды, точно зная, что группа их не разделит. Усложнение происходит постепенно, работа идет по одной двухчасовой сессии в неделю. И только примерно к седьмой сессии мы переходим к «полевым» экспозициям. Когда наши участники совершают какие-то действия уже не внутри группы, а во внешнем мире.
— Какие же?
— Те, которые могут быть расценены ими самими как неправильные, нарушающие их представления о нормах и приличиях. Такие, которых они никогда бы не совершили. Например, незаметно, но нарочно уронить на пол тарелку с едой в ресторане. А потом попросить официанта все убрать и принести новое блюдо. Или громко спеть в переходе метро в час пик. Или зайти в магазин, выбрать несколько товаров, попросить их упаковать, а потом объявить: «Извините, но я передумал и не буду ничего покупать». Важно понимать, что наши участники, конечно, не совершают ничего противозаконного и не причиняют никому никакого вреда. Максимум, что им грозит, — быть принятыми за людей неприятных и грубых. Ну и прекрасно! На свете немало и в самом деле грубых и неприятных людей, и они вполне нормально живут. А нашим участникам важно выйти за рамки, которые они сами для себя установили, и понять, что никакой катастрофы при этом не происходит. Они не становятся преступниками, не проваливаются сквозь землю, и весь мир тут же не сбегается, чтобы пригвоздить их к позорному столбу. Это осознание дает свободу — понимание того, что вы в силах изменить собственные правила взаимоотношений с обществом.
— Насколько эффективна такая терапия?
— Максимально эффективна. Кроме того, эффект оказывается очень длительным. Представьте: 12 сессий достаточно, чтобы люди могли потом годами, а часто и десятилетиями не испытывать серьезных проблем с социальной тревожностью. Эти 12 сессий просто меняют их жизнь.
— Социальной тревожности в равной степени подвержены все жители мира? Есть ли разница между представителями, например, восточной и западной культур?
— Есть, но мне и самому очень хотелось бы знать, чем она обусловлена! Я много занимался изучением этого вопроса, но так и не нашел ответ. В Японии и Китае, например, люди намного меньше жалуются на социальную тревожность. И возможно, дело в том, что социальные нормы в этих странах весьма жесткие. Они не дают особого простора для толкований, и вы почти в любой ситуации знаете, как можно себя вести, а как — нет. В западном мире эти нормы намного подвижнее и неопределеннее. Нам чаще приходится догадываться, самим решать, как следует себя повести. Что не может не провоцировать социальную тревожность. Но с другой стороны, возможно, жесткие рамки восточной культуры просто не позволяют жаловаться на проблемы: в Японии и Китае намного меньше не только социальных тревожных расстройств, но и многих других видов расстройств.
— Социальная тревожность по определению зависит от внешних факторов. А есть ли у нее внутренние причины? Воспитание, предрасположенность?
— Конечно, есть. Скажем, весьма вероятно, что робкий и застенчивый ребенок, повзрослев, будет испытывать трудности, вступая в социальные взаимодействия. Уже в два с половиной месяца определенные типы реакций и поведения ребенка могут указывать на будущие проблемы. Прежде всего, это высокая реактивность — например, слишком бурная реакция на громкие звуки, новые игрушки, новые ситуации и новых людей. Если в этих случаях ребенок громко плачет, пытается спрятаться, ищет спасения у родителей, вероятность развития социального тревожного расстройства заметно выше.
— Могут ли родители помочь детям избежать этого?
— Да, и чем раньше они начнут это делать, тем лучше. Родителям следует поощрять контакты своих детей с другими людьми, внешним миром. В этом случае все можно изменить, неважно, идет ли речь о простой привычке, черте характера или темпераменте. Скажу честно, я вообще уверен, что если приложить нужные усилия, то изменить можно все.
Беседовал Юрий Зубцов
